ОНИ СИДЕЛИ НА ЗАДНЕМ СИДЕНЬЕ АВТОБУСА
Они сидели на заднем сиденье автобуса. Он смотрел в окно, отвернувшись от
всех.
- Как сговорились все, подходят ко мне и хвалятся: Мне мой это подарил! А мне мой то! А мне мой гляди что... Одна я молчу и улыбаюсь как дура. А что мне им сказать, что ты мне даже коробки конфет купить не смог? - говорила она. - Знаешь как обидно было, ведь всем, всем мужья что-то подарили, одной мне, как будто я хуже всех... Скажи, я что, хуже всех, я что такая, что и конфетки не заслужила, скажи?..
Автобус шел долго, пробираясь по пустынным пригородным улочкам. Оставалось всего несколько человек в тусклом дребезжащем салоне. Я встал у задней двери приготовившись выйти. Она больше не зудела, она спала у него на плече, обхватив его за руку. Он все так же смотрел в окно, только огромная его ладонь осторожно гладила ее по голове поверх вязанной серой шапочки.
СЛАВА БОГУ
Утром в вагоне только и говорили все о том, что ночью чудом удалось избежать аварии. Он вышел покурить в тамбур и ужаснулся, представив себе, что могло случиться с ним и его семьей прошлой ночью, в мороз, вдалеке от города... и отогнал от себя эти мысли. Глубоко затянувшись, вздохнул и улыбнулся, глядя на сверкающие снега, и сказал про себя: "Слава Богу".
И тут он вспомнил, что вчера днем он так же стоял здесь и видел в окне какую-то станцию, людей, ожидающих электрички и среди них чью-то фигуру, сгорбленную от холода. Бродяга поди или алкаш, -подумал он тогда. А тот повернулся к их поезду, и (он это ясно видел) перекрестил несколько раз вагоны, обдавшие его снежной пылью... Он еще смотрел на этого чудика и усмехался про себя и качал головой, бывает же... Теперь же все эти события как то естественно связались между собой. "Слава Богу", - сказал он снова. И еще раз неожиданно громко: "Слава Богу!"
Сидит в электричке человек лет четырех, смотрит в окно и чего-то там
напевает. Еще он болтает ногами, досаждая этим мамочке, чем-то сильно
расстроенной, сидящей напротив.
- Ты прекратишь или нет?
Он прекращает ненадолго, но он же поет, но поезд же идет, как же можно не болтать!
- Смотри, опять испачкал, идиот!
"Идиот" улыбается виновато, потом заискивающе, но на мамочку это не действует. Через некоторое время опять:
- Дрянь бестолковая!
..?!! Но она же его мама, и он поджимает губы и смотрит на меня. А чем я могу помочь ему, я лишь сочувствую ему глазами и вдруг встречаю взгляд мудрейшего человека... Он опускает голову, слушая оскорбления, и вздыхает легко и мирно.
Насколько же они умнее нас!
КОНЬ
Отец любит вспоминать о своем отце: "Купил он коня. Красавца. Никогда еще такого не видели! Только обманули его на ярмарке: конь то верховой, вот в чем беда, к телеге не приученный оказался. И так и сяк к нему отец - ни в какую тот не идет. И конь то хороший попался! Подойдешь, он положит голову на плечо, хлебушка ждет, а сам смотрит глазом так, сливовым, в душу прямо... Что тут делать?
Отец ходит темный, деньги то большие отдал, а толку? Стал он его выводить за двор. Привяжет и лупит, знаешь как - ух! Иной раз до крови. Придет домой мокрый весь, сядет и сидит. А мне-то как, пацану? И конь хороший, и папка, и ему то жалко его. Вот в чем дело. Кое-как приучил-таки его отец, да и то: вот нагрузит телегу, нас посадит, детишек, сам рядом идет - и конь идет - нормально, как и надо. Но если только присядет отец к нам, хотя бы даже с краешку - встает как вкопанный. Хоть убей! Во как чуял отца. Мстил. Уж как мы ни пробовали, так и не простил ему…"
Отец вспоминает, переживает как наяву. И я тоже. Хорошо.
СУШКИ
Как легко поругаться с женой из-за пустяка - попробуй примирись потом.
Мы бредем лесом с прогулки, впереди - притихший ребенок. Ранняя весна. В оврагах снег еще. Поднимаемся на взгорок. И тут нас встречает одинокий куст орешника, унизанный весь... баранками. Настоящими сушками с маком, висящими на тонких ветках. Мы стоим, не веря глазам. Место безлюдное. На сучке записка: "Угощайтесь люди добрые". Детский почерк, бумажка в клетку. Мы начинаем смеяться. Мы начинаем прыгать вокруг куста. Мы не находим слов. Кто тебя придумал, чудо? Мы съели тогда с великим удовольствием лишь несколько сушек, чтобы и другие могли разделить с нами этот безымянный, маленький дар любви.
Каждую весну я вспоминаю об этом и знаю, что буду вспоминать об этом всю жизнь. Он так и будет стоять у меня перед глазами, этот дивный куст орешника в весеннем лесу.
СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ
В нашем поселке много собак, оставленных дачниками после лета. Большинство сбивается в голодные стаи и бегает в поисках пищи, но так поступают не все. На протяжении восьми месяцев я видел собаку, которая выходила на дорогу напротив заколоченной дачи и ждала день и ночь своих хозяев. Едва слышались чьи-то шаги, появлялась ее умная породистая морда с такой надеждой в глазах, что скоро проходить мимо нее стало невыносимо. Несколько раз один сердобольный парень пытался забрать ее к себе, и всякий раз она сбегала от него и продолжала нести свое неусыпное дежурство с ошейником и волочившимся поводком... В любую погоду, замечая каждого проходящего. Так прошла и зима, и весна. А летом вернулись хозяева, и надо было видеть собачье счастье, когда она шла по поселку с хозяином, который обращался с ней как с ненавистной обузой, крича и пиная ее без всякого повода. Кто-нибудь скажет, что жалко собаку, а мне стало жалко хозяина, ему бы ее собачье сердце.
Этой осенью собаки что-то не видно, слышал будто ее убили, не знаю.
ОНИ СТОЛКНУЛИСЬ У БУЛОЧНОЙ
Они столкнулись у булочной, случайно. Застыли и смотрели друг на друга.
Пятнадцать лет были мужем и женой и пять лет как не виделись.
- А ведь хорошо нам было вообщем-то, правда? - Правда… Он опаздывал на
поезд, у нее кончался перерыв, они стояли, сомкнувшись лбами. Никто не хотел
уходить, и поэтому не уходил. Проехал его поезд и кончился ее перерыв, а они
все стояли, уткнувшись лбами, потому что было хорошо. Не говорили. Не плакали.
И опять разошлись, боясь обернуться и посмотреть вслед. Я ничего не понимаю в
этой жизни.
МОЙ ОТЕЦ
В те дни он не отходил от отца. Последние месяц-полтора, всюду с ним как
хвостик. Раньше-то: с утра, да на улицу и в горы на весь день с ребятней, а тут
ни на шаг. И отец брал его с собой, даже на покос бывало, полусонного. Завернет
от прохлады и на телегу, тот проснется испуганно, а кругом уж все поет: и
птицы, и отец вполголоса, и коса… Или вцепится в тяжелую отцовскую руку и не
отпускает и ходит с ним. Отец остановится, разговорится со знакомым, зайдет в
контору или на базар соберется, а ему ничего не надо, только быть рядом с
отцом, только б не потерять. И откуда он мог догадываться, что не увидит больше
отца, что никогда уже больше не держаться ему за его большую теплую руку? Так и
вышло: проводили на войну и погиб.
Я часто вижу этого пацаненка, чумазого от пыли и слез, глядящего на дорогу и
уже все знающего. Шесть лет ему было. Это был мой отец.
СТРАННАЯ
- Странная ты какая-то.
-Я деньги потеряла.
- А чего улыбаешься?
- Понимаешь, я их нашла потом…
-Так нашла или потеряла?
- Я сама не знаю. Их женщина подобрала с ребенком. Неполноценным. В коляске такой…
- Ну и что?
- Я подошла, а она ко мне: вот, говорит, чудо-то, Богородица послала нам! Дурочка. Гляжу, а бумажки то мои: триста рублей пополам сложенные, Господи… не смогла я у нее забрать…
- Да может не твои "бумажки"?
- Мои, я чувствую, мои…
- А чего плачешь-то?
- Не знаю…
- Ну ты даешь, мать.
БЕЛЯНКА
Бывают же на свете собаки. И не просто собаки, а собачи…
По сей день для меня загадка: чем мы приглянулись друг другу? Она - из стаи собак-побирушек, белая, с густой овечьей шерстью, словом, Белянка. Поначалу я не отмечал кого-либо из них, и если была возможность, оделял их сухариками поровну. Как-то раз, из всей этой братии, она одна привстала на задних лапах и потянулась не к лакомству (которого у меня не было в тот раз), а ко мне. Я погладил ее… И с тех пор она стала моей Белянкой. Едва завидев меня, несется она навстречу, и не описать, как она сперва забежав вперед и опустив низко морду, начинает вилять своим тельцем, взглядывая на манер деревенской кокетки, но потом, не выдержав, все же встает на лапы и уже ластится от души. Впрочем, и я радуюсь не меньше.
Со временем я убедился, что ею движет именно приязнь ко мне, а не чувство голода. Метров двадцать-тридцать мы идем вместе, затем она вежливо отстает, и как я благодарен ей за это: у меня ведь нет возможности взять ее к себе в дом. Иной раз иду намного позднее обычного, все равно - и встретит меня, и проводит. Такая собача. Позавчера вдруг не ткнулась ко мне, а отбежала опасливо. Вижу на голове у нее запеклась кровь. Весь день переживал и думал о том, что вот тот человек, в ее глазах был таким же как я. И ударил. Сегодня, слава Богу, наши отношения восстановлены! Должна быть хотя бы одна душа на свете, которая ждет тебя каждый день. (И почему не бывает у нас любви без тревоги? Увидимся ли мы завтра?)